Уголовная среда, СИЗО, тюрьмы и колонии стали питательной средой для распространения нетрадиционных для России течений зарубежного ислама радикального толка. Криминальный мир с его набором ценностей и мировоззренческих установок дает много возможностей религиозным фундаменталистам для вербовки в свои ряды новых последователей, оказавшихся за решеткой по бытовым статьям Уголовного кодекса.
Работу с заключенными среди мусульманских религиозных деятелей в России начал известный в регионе проповедник Касым Нуруллин, много сделавший в Татарстане для духовного окормления зэков. Пик его деятельности пришелся на 1990-е годы, и он активно способствовал тому, чтобы почти в каждой колонии или СИЗО республики появилась молельная комната или была построена мечеть. Но искреннее служение Касыма-хазрата, который видел в религии возможность для нравственного совершенствования и исправления преступивших закон, приобрело другие формы после того, как с 2002 года Отделом по связям с силовыми структурами (в его ведение входила также работа со спецконтингентом в Духовном управлении мусульман Татарстана) стал руководить Марат Кудакаев. Эксперты склонны считать, что именно в это время появилась даже специальная теория «тюремного джихада», согласно которой уголовники могут стать авангардом в деле построения халифата – исламского государства.
Под «тюремным джихадом» стоит понимать практику вовлечения криминального элемента в ряды исламских фундаменталистов прямо на территории пенитенциарных учреждений. Сам подход понятен: взять в руки оружие и убить человека «на пути джихада» – это требует определенной смелости и морально-психологической устойчивости. И кто как не уголовники могут быть способны на такие поступки. Тем более что ценности зоны, построенной на системе неписаных воровских законов, легко могут быть подменены ценностями религиозного экстремизма: «жить по понятиям» – «жить по шариату», «государство ментовское» – «государство кяферское» (кяфер – неверный. – «НГ») и т.д. Соответственно убить «кяфера» равносильно тому, чтобы «пришить лоха». Популярные у зэков «русский шансон» и заунывные песни про «нелегкую жизнь воровскую» у ваххабитов имеют свой аналог в виде творчества чеченского барда Тимура Муцураева, чьи песни посвящены нелегкой жизни скитающихся по горам «воинов джихада». Романтизация криминального мира в глазах самих уголовников легко перекликается с эстетикой и этикой ваххабизма: общие представления о добре и зле, о правильном и плохом, а жизнь «по понятиям» легко подменяется жизнью «по шариату» в фундаменталистском его понимании.
Самым известным примером того, что тюрьма может стать местом для вербовки в ряды ваххабизма, является случай вокруг колонии № 2 города Новоульяновска. Именно там одним из лидеров «ульяновского джамаата» Валерием Ильмендеевым была создана ячейка «Имарата Кавказ».Принявший ислам ваххабитского толка еще на свободе, Ильмендеев, оказавшись на зоне, сразу развернул активную пропаганду в среде заключенных. Став «амиром» этого тюремного джамаата, он сумел из рядов уголовников собрать «шуру» – совет джамаата, с помощью которой принялся вербовать сокамерников в свои ряды. Лидеру виртуального исламистского государства «Имарат Кавказ» Доку Умарову был дан «байят» (клятва), при этом велась координация с теми единомышленниками, что находились и на воле. По выходе на свободу члены джамаата должны были отправиться на Северный Кавказ «для ведения джихада», а вторая колония Новоульяновска превращалась в вербовочный пункт для террористического подполья. Ситуация усугубляется тем, что тюрьмы становятся лагерями по рекрутированию боевиков не только для «горячего юга» страны, но и для самого Поволжья, где летом 2012 года появились свои террористы, совершившие теракт в отношении муфтия Татарстана Ильдуса Файзова и убившие одного из крупных богословов традиционного ислама Валиуллу Якупова. Как первый «амир» Татарстана Раис Мингалеев, так и второй лидер экстремистов в границах Урало-Поволжья «вилаета Идель–Урал» Роберт Валеев имели за плечами сроки судимости, в ходе отбывания которых на зонах приобщились к ваххабизму.
Небольшие сроки, к которым приговаривают религиозных экстремистов, делают ситуацию просто патовой. Успех пропаганды фундаментализма среди зэков приводит к тому, что нередко бывают случаи, когда проповедники радикал-исламизма сознательно попадали в тюрьмы для того, чтобы вербовать новых адептов на зоне. В Башкортостане зафиксированы случаи неоднократной отсидки идеологов «Хизб ут-Тахрир», которые, попадая на незначительные сроки по 282-й статье (от полугода до двух лет), используют это время, чтобы вести дагват (пропаганду) в криминальной среде. Приходится констатировать, что один фундаменталист обращает в свою идеологию до 7–10 сокамерников, отбывающих наказание по «бытовым» статьям. К тому же в глазах единомышленников на воле отсидевший «за веру» становится авторитетом – это особенно впечатляет молодежь. Вот почему все чаще и чаще среди экспертов звучат предложения о необходимости изоляции религиозных радикалов от остальных заключенных, возможно, за счет помещения их для отбывания заключения в камеры-одиночки.
Приход к руководству казанским муфтиятом Ильдуса Файзова ознаменовался новым изменением работы с тюремным спецконтингентом. Во главе отдела по координации и взаимодействию с ФСИН стал Айрат Зарипов, с самим ведомством было заключено соглашение, после чего была впервые проведена инвентаризация всей находившейся в мечетях и молельных комнатах литературы, которая была заменена на соответствующую ханафитскому мазхабу – традиционной религиозно-правовой школе Поволжья. Впрочем, это только начало большой работы, и если в Татарстане хоть как-то начали выправлять эту сферу, то сложнее ситуация обстоит в других регионах Поволжья.
Пока система пенитенциарных учреждений России пронизана невидимой сетью джамаатов, образуя своеобразный тюремный халифат: здесь и лагеря для вербовки боевиков, здесь и благодатная почва для пропаганды призыва к джихаду, здесь и возможность обретения авторитета для дальнейшей работы на воле.
Источник: «Москва — Третий Рим»
